— Сам возьмешься такое сделать? — заинтересованно спросил генерал. — На настоящем заводе.

— Нет, ваше превосходительство, я не инженер. А тут надо нагрузки рассчитывать, чтобы вагон при выстреле орудия с рельсов не сошел. Это выше моего разумения.

— И как тебе такое в голову пришло, — спросил Вахрумка, очень удивленный.

— Не поверите… Но во сне приснилось, что я на таком от врага отбиваюсь. Там еще, в лагере под арестом.

А что я еще мог сказать?

— Под каким еще арестом? — удивленно спросил генерал.

Вахрумка, смутившись, рассказал мою эпопею с ротным и про часы трофейные. И как они с комбатом обвели ротного вокруг пальца.

— Давай свое предписание, — приказал генерал.

Я вытащил из планшетки бумаги, которые мне вручил комбат, и положил их на стол.

Генерал их внимательно просмотрел и сказал Вахрумке:

— Дураки вы с комбатом. Мало каши ели для серьезных интриг. Вольфберг — вотчина старшей линии Тортфортов.

— Не знал… — протянул инженер. — Но только там Имперская школа унтер-офицеров инженерных войск. Не могли же мы его послать учиться в другие войска. К тому же внутри инженерных войск выбор специальностей богатый, так что он к нам бы обратно не попал.

— Зато Тортфорты могли возобновить там против него судебное преследование прямо в унтер-офицерской школе. Они мстительные…

Генерал задумался, постучал пальцами по столешнице. Потом спросил меня:

— А еще бредовые идеи у тебя есть?

— Будут, ваше превосходительство. Мне часто дурные сны снятся.

— Вот как… И с какого времени тебе снятся ТАКИЕ сны?

— А с тех пор, как я переночевал в лесу на том месте, откуда из нашего мира ушли боги, — погнал я пургу на голубом глазу.

— Это где такое место? — заинтересовался генерал.

— На горе Бадон, — ответил я честно.

— Фантастика! — воскликнул Вахрумка. — Горские легенды — это что-то…

— Да какая разница, где он получил свой дар, — отмахнулся от инженера генерал. — Главное, что блиндированный шпалами поезд мы можем сделать за несколько дней. И не один. А там Кобчику еще что-нибудь приснится полезного.

И припечатал ладонью по столешнице.

— Приказывать я тебе не могу, сапер. Но у меня есть для тебя предложение. Вкусное такое… Вот Вахрумка, к примеру, опять переводится из имперской армии в королевскую. Могу и тебя пропустить тем же приказом. Соглашайся… а унтер-офицера я тебе присвою и сам, без школы. Рекомендация такого инженера, как Вахрумка, как я уже говорил, дорогого стоит.

— Осмелюсь спросить, ваше превосходительство, чем я буду тут заниматься?

— Тем же, что и в стройбате, — командовать чертежниками, — ответил уже Вахрумка.

— И по возможности видеть полезные для нас сны. Почаще, — добавил генерал.

Я подумал, что от такого перевода ничего не теряю, так как рецким патриотизмом не обременен.

— Еще один вопрос, ваше превосходительство…

— Задавай, сапер, не стесняйся.

— Я знаю только рецкий язык и немного имперский… вашего языка я не знаю… Как мне командовать людьми, которые говорят на непонятном мне языке?

Генерал повернулся к Вахрумке:

— За сколько времени он с тобой имперский выучил?

— За месяц где-то, экселенц.

— Талант… — протянул генерал. — И с таким талантом к языкам он еще и прибедняется…

И резко повернулся от инженера ко мне.

— Ну, ты и нахал, сапер. Выучил имперский… Выучишь и нашу мову за то же время. А командовать чертежниками будешь пока на имперском…

Сделал паузу и лукаво спросил:

— Так каков будет твой положительный ответ?

12

Вечером, когда я начистился, наблистился и уже гладил через мокрую тряпку тяжеленным чугунным утюгом на угольном нагреве парадку перед наведением на нее последнего лоска, появились в дортуаре довольные лесовики в парадной форме с иголочки, которая сидела на них, как хороший фрак на денди из английского кино. Даже завидно стало… У меня-то стандартный фабричный крой, даже не индпошив, а у них форма от гвардейских кутюрье. Не хухры-мухры!

Довольные сослуживцы по секрету сообщили мне то, что начальство от нас утаило, решив, видимо, сделать сюрприз. Но что можно утаить от гарнизонных портных? Вот и мне лесовики шепчут сразу в два уха:

— Завтра, Савва, у нас аудиенция у самого ольмюцкого короля Бисера Восемнадцатого. Говорят, нас награждать будут, типа того, что мы первые герои на земле королевства в этой войне.

— Чем награждать-то? — не понял я. — В любом случае я бы предпочел деньгами.

Ну как не понял. Понял. Хотелось конкретики.

— Это только ушедшие боги знают, чем наградят. А ты сам-то как? Потом с нами дальше едешь?

— Нет, — просветил я товарищей по поводу моих неожиданных планов. — Я оформил перевод в Ольмюцкую армию. Буду тут теперь при штабе груши околачивать. С Вахрумкой.

— Тю-у-у… — разочарованно протянул Йозе. — Это неинтересно. Никакой тебе героики… Никаких трофеев… Никаких наград…

— Сам сказал, что завтра нас наградят, — пожал я плечами.

— Этого мне мало. — Глаза молодого заблестели от азарта и алчности. — Я Рыцарский крест хочу. Чтоб на шее болтался и всем сразу виден был. Да чтобы с мечами и бриллиантами. Да «трофеем». И к фамилии чтоб добавили «верт».

Кароль дал Йозе подзатыльник.

— Охолонись, малыш, а то быстрее получишь десятиграммовый свинцовый привет на лоб, чем Рыцарский крест на шею. До него еще две степени Солдатского креста надо выслужить. А их просто так никто не дает.

— А Солдатский крест нам завтра дадут. Я это чую-у-у! — воскликнул возбужденный Йозе. — Мужики, вы только представьте, как нам все парни завидовать станут, а все девки сразу ноги раздвигать, как только нас увидят.

— Орден сутулого с закруткой на спине ты получишь, — усмехнулся я и обратился к старшему: — Кароль, ты сводил бы односельчанина тут в городе в бордель, а то ему моча в голову ударяет не по-детски.

— Вот еще, деньги на шлюх тратить, — насупился Кароль. — Все равно что в речку выбросить. А податливую прачку найти времени у нас нет.

— Ну, коли ты не желаешь, так я его сам свожу, — отставил я утюг на подставку. — Сам уже давно без бабы. Напрягает это и на нехорошие подвиги тянет. Утюг кому-нибудь нужен, пока в нем угли горячие? Если да, то сами каптенармусу этажа потом отнесете, — и стал развешивать китель на плечики, а штаны на спинку кровати. — Спать хочу, сил нет…

— Так еще отбоя не было, — заметил Кароль.

— А у нас и фельдфебеля нет, чтобы его прокричать, — возразил я. — Вечер поздний. Тремать нас в казарме некому. Вы как хотите, парни, а я на боковую. Только вы лампу со стены снимите, чтоб мне в глаза не била.

Снилось мне, что я бегу под разрывами снарядов, взметывающих в небо фонтаны земли, лезу через колючую проволоку по накинутой шинели, а винтовка — гадина длинная, все цепляется ремнем за колючку.

Наконец перелез и сразу обеими ногами попал в «путанку» тонкой проволоки на земле и упал как подкошенный. А над головой ударил вражеский пулемет, и пули, чирикая воробышками, густо летят над моей головой. И такой меня ужас пробрал, что впереди еще два ряда колючки гадской осталось. А у меня ноги стреноженные.

Наши откатились назад. Атака захлебнулась. Один я остался между кольев колючего заграждения перед самыми вражескими траншеями.

А мне по-русски кричат из ближних окопов:

— Эй, имперец-перец, ползи сюда. Тебе у нас в плену хорошо будет: каша березовая, сало козлиное и молоко из-под бешеной коровки. Зато кажон день по три раза!

И здоровый солдатский ржач вдогон…

Тут наша артиллерия как дала шрапнелью, и в мою спину штук десять пуль вонзилось одновременно. Больно так…

Проснулся в холодном поту. Перекрестился машинально. И первый раз в этом мире молитвенно подумал о таком.

«Господи, а кто там, с той стороны фронта-то? Вдруг русские? И вообще, есть ли здесь Россия как таковая? И если есть, то я, получается, власовец?»