Потому что как только врачи из военного госпиталя распробовали, что это такое – спиртовая настойка йода (настойка рециния или «рецкий бальзам», если по-местному), так сразу хором заорали: «Дай! Быстрее. И побольше!» И мальчишка загорелся подвижничеством. Я не возражал – войдет парень в историю науки, а доучится потом. Именную Бадонскую стипендию он может получить от меня в любой момент по собственному желанию.

Герцог Ремидий не растерялся и ничтоже сумняшеся объявил производство йода (рециния) государственной монополией Реции, а способ его производства – государственной тайной герцогства. А мы трое получили на руки авторское свидетельство о приоритете. И приличную премию от герцога. Патент перешел в собственность герцогства. Все причастные дали подписку о неразглашении на сторону технологического процесса.

Выдал герцог моим химикам на руки самые грозные бумаги для местного начальства с открытым финансированием строительства нового завода в Риесте. Одновременно рядом должны были поставить спиртовой заводик, и выход готовой продукции планировался уже в виде спиртового раствора, готового к медицинскому применению.

Собственником предприятия на сто процентов становилось герцогство. Вся прибыль шла в бюджет.

Хотека назначили на новое производство управляющим инженером.

Когда мне герцог об этом сообщил, я только крякнул от неудовольствия, но возражать не стал – против лома нет приема. Слишком я зависел от герцога финансово и организационно по другим своим предприятиям. И если уж совсем по гамбургскому счету, то я и так с помощью Ремидия нехило приподнялся. Реальный миллионер уже, если золотом считать. И вряд ли я всего этого добился бы без его протекции и поддержки, в том числе и денежной. Только внес в герцогские планы разумные коррективы.

Во-первых, объявить йод, то есть рециний, «для города и мира» нашим горным природным ископаемым. Место «добычи» засекретить. Пусть кому надо ищут до посинения – горы у нас большие.

Во-вторых, само производство «рецкого бальзама» замаскировать под мануфактуру матрасов из сушеных водорослей. А промысел йода замаскировать под сжигание «некондиционных» водорослей, типа ликвидация отходов производства. Таким образом, хорошо мотивируется сбор водорослей, к которому необходимо широко привлечь прибрежных жителей. Как и к пошиву самих матрасов. А готовые матрасы направлять хотя бы в военные госпиталя по Реции и на ту же военно-морскую базу в Риесте. Частью можно выставить в открытую продажу.

В-третьих, зачем возить тяжести через горы? А именно сам спиртовой раствор йода? Бодяжить йод со спиртом можно в любом месте, в той же Калуге. А через горы возить только сам кристаллический йод. Он легче при одинаковом объеме тары и больше его влезет в емкость.

В-четвертых, бодяжить «рецкий бальзам» прямо на спиртовом заводе только в отдельном цеху. Там же и фасовать. Завод по выделке медицинского спирта устроить в той же Калуге. Место, где его приткнуть, есть. И логистика там проще.

В-пятых, фасовочную тару изготавливать на «Рецком стекле». А для перевозки кристаллов йода через горы устроить филиал «Рецкого стекла» в Риесте. Делать на нем большие бутыли темного стекла литров на шестнадцать-двадцать, так как не знаю я, как себя кристаллический йод поведет под прямыми солнечными лучами. И те же матрасы можно использовать как амортизирующие прокладки в дороге. Часть бутылей продавать на месте под жидкие грузы, кислоты в первую очередь.

Подумав, Ремидий со мной согласился.

Так что кроме государственной премии, которую мы честно поделили на троих, с производства йода заработать мне ничего не удалось.

А так мечталось…

Премия от герцога даже мои затраты на доставку водорослей через зимние горы не окупила.

Наука тут храм, а не торжище. А любой храм требует жертвоприношений.

В качестве утешения герцог «повелеть соизволил» произвести меня в «коммерции советники» с правом обращения «ваше превосходительство».

2

Редкое мое гостевание в собственном доме прервал посыльный с завода «Гочкиз».

– Ваша милость, там какие-то люди из столицы империи к нам на завод рвутся. Во главе с целым генералом. – Курьер имел вид нарочито запыхавшийся, хотя доставили его к нам на «гору» в пролетке.

Черт дери местную телефонную компанию, которая все никак не может окучить наш берег реки.

– И?.. – поднял я правую бровь.

– Охрана их не пускает. Согласно вашей инструкции, – выдохнул курьер.

– Сколько их?

– Пятеро.

– Все военные?

– Нет, ваша милость. Только генерал. Остальные штатские. Скандалят, но на пулемет не лезут.

– Какой пулемет? – удивился я.

– У охраны в руках.

– Так… – прикинул я ситуацию к носу. – Бери шарабан. И вези их всех сюда ко мне. С извинениями, что я себя не очень хорошо чувствую, чтобы приехать на завод. И приглашаю к себе.

Накрутил кухарку на легкие закуски и хорошее вино. Альте и Зверззу наказал приготовить холл к саммиту.

Сам поверх штатских брюк и тонкого свитера накинул шикарный тканый, с золотой ниткой халат из Южной Мидетеррании – подарок жены к Новому году, опоясавшись витым шелковым шнуром с кистями. Фиг вам, а не парадный прикид. Болею я. И в любой момент на этом основании могу дезавуировать любые договоренности под давлением.

Осмотрел, как собирают и оформляют переговорный стол в холле. Нашел, что чего-то тут точно не хватает…

Прошел в кабинет и по-быстрому выклеил пирамидку из ватмана. На каждой ее грани написал плакатным пером чертежным шрифтом: «Спасибо, что вы здесь не курите». Красной тушью. И поставил ее в центр стола.

Вот так-то вот…

Препод один как-то рассказал на лекции в качестве оживляжа, что курящий человек теряет концентрацию внимания после пятнадцати, максимум двадцати минут переговоров. Если не закурит, то теряет ее и дальше. Кроме того, у него появляется желание свернуть переговоры как есть и выйти покурить. У кого сильнее, у кого слабее. Но у всех. В итоге курильщики часто соглашаются на условия, на которые бы не согласились, если бы курили.

К тому же если прибудут они с какой-либо «домашней заготовкой», то такое объявление явно собьет их с мысли. Хоть на время. И даст мне возможность перехватить инициативу.

Подождем. Будет день – будет пища. Нечего раньше времени икру метать.

Через час холл приобрел вид переговорной комнаты солидного московского офиса. Ну так… в приближении.

Раздаточное окно на кухню задрапировали плотным сукном под цвет оконных штор и гардин на двери моего кабинета.

Серебряный чайно-кофейный сервиз из трофеев надраили до блеска.

Кофе, чай, вино готовы к подаче по первому требованию.

Белая горничная на стрёме в кружевном переднике и с наколкой в волосах, готова к услужению.

Только Альта осталась в вышитом национальном платье горянки. Хотя для понимающего глаза ее платье стоит больше самого дорогого прикида из модных бутиков Гоблинца.

Жену я попросил воздержаться от этой компании, потому как не в ее положении нервничать.

На столе перед каждым посадочным местом положили блокнот для записей и карандаш. Карандаши заказные цанговые из латуни с логотипом «Гочкиза». Мелкосерийное производство для представительских целей. Пускать их в широкую продажу пока что посчитали нерентабельным.

Генерал оказался мне знаком – сам князь Барч Урагфорт собственной персоной. Начальник Главного артиллерийского управления Имперского генерального штаба. Генерал-лейтенант артиллерии.

Давно не виделись. Больше полугода. Не скажу, что наше свидание на полигоне у Многана было для меня приятным, но за это время много воды утекло. Прилепил себе на морду американскую улыбку и со всей доброжелательностью сказал гостям:

– Ваше превосходительство, я счастлив принимать вас у себя дома, – чуть склонил я голову. И тут же шикнул на горничных: – Примите у господ шинели.

Четверо штатских, прибывшие с Барчем, мне никогда еще не встречались. Но, думаю, генерал их не зря с собой притащил на наш завод.