— Привет твоей невесте Евдохе Кулаченко, — глумливо улыбнулась за моим плечом высокая Антоненкова.
Штепу аж перекосило «з лютой нинависти».
Выходя из высоких дверей Дворца правосудия на улицу, сразу уперлись взглядом в мощный медный зад валлийского законодателя Хивела Доброго, утвердившийся на широком каменном постаменте.
— Жора, надеюсь, теперь тебе все понятно про местную юридическую систему? — шепнула на ухо Наташка Синевич, одной рукой захватывая мой локоть, а другой указывая пальцем на статую. — К чему бы ни приговорили, на выходе всегда — дупа.
— Ты права, милая, — ответил ей, — хорошо еще, что нас не лишили нормального вечера на двоих, а то бы так и торчали в гостинице до рассвета.
— Я думаю, мы и там бы нашли, чем заняться, — плотоядно улыбнулась девушка.
— Кто бы сомневался, только не я. Но у меня есть совсем другое предложение — пошли гулять по набережной. С тех пор как я поселился на задах «Украины» [739] с видом на реку, полюбил набережные за простор.
Не успели мы, обойдя статую местного первозаконодателя, столпиться всем автобусом для короткого моего брифинга с ценными указивками на вечер, как подбегает к нам гвардеец с пачкой конвертов в левой руке, а правой машет нам, типа — стой, а то…
А что?
Он был одет в такую же парадную форму, как и давеча барон-майор, только вместо фуражки на его голове красовался белый пробковый шлем, украшенный большой серебряной кокардой с геральдическими наворотами.
— Интересные конвертики, — пробормотала меркантильная Вахитова. — Надеюсь, он нам гонорар несет за участие в этой судебной драме. [740]
— Размечталась, — фыркнула Роза. — Но вот сотку экю с этого солдатика ты бы сняла сейчас как с куста.
— Ага… — кивнула Аля. — Чтобы потом меня Жорик с автобуса ссадил и мне еще, как не подчинившейся приговору, платить штраф в полштуки экю? Хорошо придумала, подруга. Заботливая.
— В чем же дело? Бери с него пятихатку, предварительно объяснив политику партии, — не прекращала Роза подначивать подругу.
— Ой, какие мы умные… И получится, что я задаром попу подставляла. Лучше ничего придумать не можешь?
Этот весьма интересный для меня диалог прервал наконец-то добежавший до нас гвардеец.
— Хорошо, что я вас застал, — не представляясь, приступил он сразу к делу. — Гвардия приглашает вас всех на бал в честь проводов полкового козла на пенсию. Вот здесь для вас именные пригласительные билеты.
— И кто это у вас в полку козел? — заинтересовалась Ингеборге.
Новая Земля. Британское содружество. Валлийский принципат. Город Нью-Портсмут.
22 год, 34 число 5 месяца, суббота, 19:00.
Над княжеским дворцом, который составлял единый комплекс зданий с Дворцом правосудия, развевался довольно странный флаг, как если бы на знамя колчаковской Сибирской республики присел красный казанский дракон.
В принципе, это было единое трехэтажное сооружение, занимавшее целый квартал, с одной стороны которого расположен фасад Дворца правосудия, а с другой — вход в резиденцию принца Кимри. По боковым сторонам этого огромного дома окна начинались на высоком втором этаже. И ни одной двери не выходило на боковую улицу. По крайней мере на ту, которой мы шли.
Напротив Дворца через довольно узкую проезжую часть — двум машинам еле разъехаться, стояли обычные дома традиционной валлийской архитектуры — двухэтажный барак из дикого камня под коньковой крышей с несимметричными окнами. Правда, была одна особенность у этой улицы: на первых этажах не располагались мастерские и магазины. Только угловой с площадью дом имел вывеску «Банк Содружества».
От Дворца правосудия с сидящим перед ним медным Хивелом Добрым мы, вслед за гвардейцем, обошли по часовой стрелке дворцовый квартал и оказались, пройдя небольшой угловой флигель, перед фигурной чугунной оградой, за которой виднелся парк не парк, а нечто сотворенное ландшафтным архитектором не без изысков. Посередине этого, назовем его все же так, парка, перед самым крыльцом княжеского дворца (больше похожего на высокую храмовую паперть), выводящим сразу на второй этаж, находился небольшой плац, замощенный гранитной брусчаткой.
На этом плацу как раз строились гвардейцы валлийского князя в парадной форме. Их было чуть больше сотни.
Уже позже я узнал, что если полк валлийских стрелков — местная армия — просто делится на номерные роты, то гвардия при такой же численности официально считалась бригадой и каждая реальная рота в ней называлась полком. Скорее всего, так было устроено для более высоких чинов их командиров. Потому как всей гвардией командовал генерал, а гвардейскими ротами — полковники. Весьма оригинальное решение, кстати. А то Петру Великому в России пришлось по Табели о рангах гвардейские чины числить на два класса выше таких же армейских, что до сих пор создает у читающего народа некоторую путаницу.
Нас провели мимо часовых через настежь распахнутые фигурные ворота и показали наши места на ступеньках дворца, откуда все прекрасно было видно.
Сегодня тут готовилось торжество полка гвардейских фузилеров.
С левой стороны от крыльца под сурдинку настраивался духовой военный оркестр; естественно, с волынками. Куда кельтам без них? Хотя до Петра Первого и наши скоморохи этим инструментом не гнушались — по-русски «пузырь» назывался.
Наконец, когда все построились, вышел на крыльцо князь с небольшой свитой, на этот раз без короны и мантии, а в таком же красном мундире и белом пробковом шлеме, как и у солдат на плацу.
Взвизгнули волынки, и под их звуки на плац перед строем торжественно вывели из флигеля самого обыкновенного лохматого белого козла в зеленой попоне, у которого между рогов был прикреплен серебряный герб княжества. На его ошейнике звенели две медали. На попоне с каждого боку было изображено три геральдических «стропила».
Как только стаф-сержант (должность которого, как пояснили соседи, называлась «козлиный майор») с козлом на поводке достиг середины плаца, в хор волынок вплелись фанфары, и совершенно жуткий марш (по крайней мере, для тех, кто воспитан на прусско-русской военной музыкальной традиции) раздался уверенными звуками по всей округе. Играли музыканты громко и закончили свою композицию на полутоне, по отмашке жезла тамбурмажора.
В наступившей оглушительной тишине козел неожиданно для нас припал на одно колено перед князем. Это впечатляло.
Принц Кимри спустился с крыльца по ковровой дорожке и, подойдя к коленопреклоненному козлу, положил тому на лоб затянутую в белую перчатку правую руку (при этом строй гвардейцев, блеснув штыками, разом взял карабины «на караул») и громко, несколько выспренно провозгласил:
— Мой дорогой сержант Мэдок. Твоя служба кончилась. Отдохни от трудов. Пусть слышат все, что ветераны моей гвардии ни в чем не будут нуждаться. Спасибо за службу, сержант, жалую тебя поместьем и стадом коз.
Все присутствующие зааплодировали козлу, как известной примадонне.
Князь убрал руку, и козел, по неуловимому движению поводка от козлиного майора, встал на все четыре копыта, благодарно кивая рогами.
Оркестр опять грянул что-то невыразимое, но достаточно громкое.
Сержант с козлом встали перед крыльцом по левую руку от князя.
Раздались громкие, но непонятные для меня команды, и строй гвардейцев разом сделал то, что в нашей армии и на флоте делается по командам: «На одного линейного дистанции! Первый взвод — прямо, остальные напра-во! Шагом — марш!»
И гвардия пошла под музыкальный марш парадным строем.
Офицеры с саблями наотлет.
Рядовые с карабинами, которые свечкой стояли у них на ладони правой руки. Шли не хуже роты почетного караула в Москве. И мерный топот двух сотен каблуков ритмично перебивал оркестр.
Все, кто был в форме, отдали параду воинское приветствие. Остальные просто невольно подтянулись.