— Наверное. Только маркировка другая. На Старой Земле они делались разными банками, но по единому стандарту. От десяти грамм до килограмма. А для длительного хранения изготовляли золотые кирпичи по двенадцать и по тридцать два кило. Для перевозки в ящик укладывали по два таких кирпича. Думаю, тут не было смысла менять устоявшуюся традицию.

Все правильно. Вон как внимательно слушают. Даже безобразия нарушать прекратили.

— Но думаю, надо дать Ингеборге слово для дальнейшего доклада, а то когда у нас для этого время отыщется?

Все нехотя согласились, и Ингеборге продолжила:

— Еще просто золотых вещей приблизительно грамм на семьсот, плюс-минус децил, что в деньгах будет, вычитая орденский налог, примерно шесть тысяч триста экю. И часов золотых новоземельных — пять штук. Стоимость таких пижонских аксессуаров нам пока неизвестна. По деньгам и золоту — все. Так, девки, серьезный вопрос. Тут Жора выдвинул предложение: эти деньги надо оставить в общем фонде отряда. Возражения будут?

Новость о свалившемся богатстве принесла бурную радость в ряды. За радостью единогласно проголосовали оставить деньги в общей кассе. Плохо я о девочках думал, заранее считая, что они потребуют сразу все делить.

Раздались крики «Здорово!», «Вот мы их!», «Если бы каждый день так засаживать!».

— Здорово — это, конечно, здорово, — осадил я раздухарившихся девчат, — но лучше бы для нас было, чтобы мы доехали домой без трофеев, но целыми тушками. Без обогащения, но и без приключений на ваши красивые попки. Я лично — за скуку в дороге. Без жертв. Вчера нам просто нереально повезло. Не думаю, что нам будет так везти и дальше.

Все притихли, осознавая.

— А что будет с отрядной кассой, когда мы разбежимся? — поинтересовалась Альфия.

— В этом случае мы ее просто поделим на всех, — ответил я. — Так же, как уже выделили Кате ее долю из общей кассы. У нас все по-честному.

— Это как у ландскнехтов [709] было? — не то спросила, не то утвердила Наташа Синевич. — У каждого по доле, а у командира — две доли.

— Нет, — ответил, качая головой, — у меня такая же доля, как у всех.

Помолчал немного, давая девчатам переварить эту информацию.

— Идем дальше? — спросила Ингеборге и, не видя возражений, продолжала зачитывать: — Из ценных вещей взят прибор ночного видения с запасом батареек к нему. Две радиостанции «Харрис» (одна целая, одна на запчасти) и к ним четыре «ходилки-говорилки» той же фирмы. «Фалькон» называются. Говорят — дорогущие. Одна автомагнитола. Далее… Две палатки новоземельных с защитой от насекомых, четыре спальника, «пенки», пленка, брезент, паяльная лампа, примус туристический, работающий на бензине, топоры, малая лопатка, пила цепная, мультитул китайский и набор автослесаря в чемоданчике. Этот — немецкого производства. И еще набор ключей автомобильных. Американский. И еще один, подобный, но китайский. Ну и там еще по мелочи…

— Богато, — протянула Альфия. — Хоть автосервис открывай.

— Когда будешь открывать, так мы тебе всю эту лабуду и подарим, — парировала Роза, выглядывая из автобуса.

— Дальше читать? — спросила Ингеборге.

Все загалдели утвердительно.

— Теперь по оружию. Наша огневая мощь реально выросла немецким пулеметом и к нему восемьсот тридцать два патрона в четырех лентах имеются. Сорок ручных гранат, упакованных в два ящика. Четыре русских автомата Калашникова и к ним два ящика патронов. Плюс в магазинах тысяча триста двадцать патронов. И россыпью еще сорок штук. Всего пять тысяч шестьсот восемьдесят патронов калибра «пять сорок пять». Четыре выстрела к русскому подствольнику, но самих подствольников не обнаружено. Еще взята неизвестная штурмовая винтовка, навороченная, и с ней сто шестьдесят патронов натовского калибра. Винтовка с подствольником, но выстрелов к нему нет.

— Нас опять перевооружать будут? — спросила Сажи.

— Нежелательно, — ответил я, — отряд должен быть однообразно вооружен, чтобы мы быстрее реагировали на ситуацию, не заморачиваясь подсчетом патронов и калибров. Но как запас — вполне неплохо. На крайний случай — та же валюта. Другое дело, если у нас патроны закончатся, а взять будет негде.

Сажи понятливо кивнула, соглашаясь. Свой АК она продавать отказалась категорически. Так и возит.

— Продолжай, Ингеборге, — подал я голос в образовавшейся паузе.

— Взяты пистолеты. Американский кольт, и к нему пятьсот двадцать восемь патронов.

Тут я подумал, что у меня в загашнике есть почти двести таких же патронов, и на душе стало тепло — можно будет и на тренировку щедро отсыпать, не бегая каждый раз к жабке на подпись с требованием.

Инга продолжала талдычить:

— Финский пистолет «лахти» и русский ГэШа восемнадцать. К ним тысяча девяносто восемь патронов. Немецкий вальтер ППК. К нему двадцать четыре патрона калибра девять миллиметров «курц». Немецкий же пистолет маузер. К нему сто семьдесят патронов. Советский пистолет «Байкал четыреста сорок один». К нему двадцать четыре патрона калибра шесть и тридцать пять сотых миллиметра. Советский пистолет ТТ с восемью патронами. По пистолетам все. Теперь — ножи. Кинжал-бебут кавказский один, финка одна, три ножа типа «кабар», один метательный нож и швейцарский армейский нож-складничок, которым вчера мы трофейный фарш резали и банки вскрывали. Еще взяли две хорошие разгрузки. Три фонаря на батарейках и один фонарь — мощный, на аккумуляторе.

Инга взяла паузу на глоток кофе.

— Теперь по медицине. Индивидуальных перевязочных пакетов — одиннадцать. Резиновых жгутов — три. Промедола — двенадцать доз. Не дай бог воспользоваться. И еще автомобильная аптечка, но, кажись, просроченная. И — главное — больше десяти пачек качественных староземельных презервативов. Фирменных. Так что, девчата, кому припрет — обращайтесь.

Пока девчата смеялись, я быстренько сосчитал запасы необъявленного курева. Пять блоков «Конкисты» (один початый) у меня были. Теперь добавились одиннадцать пачек ментоловых «Nat Sherman», девять пачек «Marlboro» и одна початая к ним, пять целых пачек «Camel» и одна еще початая. И коробочка сигарилл «Macanudo», уже мною вскрытая. В общем, до русских земель курева мне хватит с запасом, а там: будет день — будет пища. Хотя в Евросоюзе я бы не отказался основательно затариться на будущее «Конкистой». Понравились они мне. И дешевые они тут. Повезло мне крупно и в том, что девчата оказались некурящими все как одна, что редкость вообще-то в их кругах.

— Все, — закончила Ингеборге, — трофеи кончились.

Народ разочарованно загудел.

Пришлось вмешаться.

— Что, мало показалось? Нормально. Больше наш автобус бы и не выдержал.

Смеются. Это хорошо.

— У отряда, кроме дежурных по рации и наблюдателей, — личное время. Подшиться, постираться там, привести свои вещи в порядок. Бульку перевязать нормально.

Вычистив трофейный пулемет, уселся в тени под деревом: типа акации, но растущей ветками, как веник-голик, поставленный на ручку; закурил неторопливо, со вкусом.

Пулемет меня откровенно достал. Как его разбирать, я не знал, и узнать мне было неоткуда. Интуитивно понял, как вставлять-вынимать из него ленту, и то хорошо. Пришлось чистить ствол так, как есть, в собранном виде, что оказалось еще тем геморроем. Заодно почистил и запасной ствол. На всякий пожарный. Хотя как их менять — не имею никакого представления. Не мала баба клопоту — купила порося.

Но теперь можно и оттянуться. Совсем было решил после перекура покопаться основательно в трофейных бумажках, как подошла Бисянка со снайперской винтовкой в руках и спросила:

— Я тут присяду рядом?

— Не вижу препятствий, Танечка. Место не куплено. — Мне было немного не до нее, но отказывать красивой девушке в таком пустяке видимой причины не было.

Сев рядом, Таня прислонилась к моему плечу спиной, положив винтовку на колени, и сидела так, вполоборота от меня, задумчиво грызя травинку и что-то рассматривая вдали. Потом сказала серьезным тоном: