Как бы прогуливаясь (а Имрич действительно воспринимал мой перипатетический приступ как прогулку) и беседуя с партнером о заказе Моласа, я осмотрел все завалинки в поселке железнодорожников и разглядел практически в каждом дворе по нескольку бревен с желтыми торцами. Сквозь штакетник их хорошо было видно.
Поселок как вымер, и только в одном дворе пожилой мужик рубил несортовые плашки на дрова.
— Доброго здоровья, отец, — крикнул я через забор. — Ушедшие боги в помощь.
— И вам того же, — воткнул он топор в колоду. — Надобность какая у вас ко мне?
— Да вот спросить хотел. Не продадите ли нам пару бревен. Очень надо.
— Не-э-э… Не продам. Самому нужны. В баньке нижние венцы подгнили, менять буду.
— Жаль…
— Но совет дам. В новом лагере пленных найдите расконвоированного фельдфебеля, отзывающегося на собачью кличку Билык. Он сносно по-имперски лопочет. У него купите. Только он дорого дерет, сволочь. Одно слово, цугул.
— А начальник лагеря? — забросил я наживку.
— Тот вроде как ни при чем. Но ясно дело, что этот Билык с ним делится, раз тот в сторону смотрит, когда его пленные бревна таскают не туда, куда следует.
— Спасибо, отец. Хранят тебя ушедшие боги.
И, повернувшись к Имричу, сказал вполголоса, уводя его к нашему эшелону на запасном пути.
— Что и требовалось доказать. Вовремя мы приехали, а то и второго эшелона с бревнами не увидели бы. Пошли обратно. Я тут задержусь по делам и эшелон задержу. А ты бери свою кису и на летучке езжай с ней на завод во Втуц. Там вас моя пролетка ждать будет, кучер домой отвезет. Заселяйтесь. Жену мою ты знаешь. Домоправителем у меня Зверзз, также тебе хорошо известный. Нечего тебе тут на семи ветрах торчать, лучше пройдись свежим глазом по филиалу, что у нас тут не так.
Залп прозвучал, будто с треском порвали плотную ткань. Птицы в небе шарахнулись в разные стороны. Даже солнце торопливо скрылось за небесной дымкой.
Две фигурки, сломавшись, упали на край ими же выкопанной могилы.
Лейтенанты-субалтерны расстрелянного капитана стояли, понурив головы. С них еще до расстрела начальника сорвали погоны, приговорив к трем месяцам штрафной роты на Западном фронте. Начальник лагеря был по национальности отогуз и, видимо, поэтому так быстро спелся с пленным фельдфебелем-цугулом, по-соседски. Летёхи, как показало следствие, совсем не при делах, да и на службе-то всего без году неделя. Просто попали походя под раздачу, дабы другим неповадно было закрывать глаза на преступления непосредственного начальства. Не повезло.
Капитан лагеря саперов с ними за компанию шел в штрафную роту. Рядовым. За попустительство. За недонесение. За потерю нюха…
Вторым расстрелянным был приснопамятный Билык, организатор и вдохновитель всей аферы с бревнами. Думал он, тут у нас, как у него на родине, взятка решает все.
Помощников Билыка из пленных осудили на десять лет каторги, и кузнец уже ладил им на ноги кандалы.
Шеренги самих пленных цугул, выстроенных для демонстрации экзекуции, хранили молчание с явной примесью страха. Небось когда в плен отогузам добровольно сдавались, думали, что в империи им везде медом намазано. Нет, субчики, тут даже возвращение домой целым и невредимым надо заработать тяжким трудом.
— Подпишите акт, ваша милость, — подошел ко мне выездной судья военно-полевого суда.
Ремидий мгновенно отозвался на мою телеграмму высылкой ко мне целой юридической бригады с наказом помочь решить дело быстро без волокиты. В бригаду входил помощник военного прокурора и выездной судья гарнизона Втуца, даже без секретаря.
Действовали они действительно быстро. Учитывая то, что предварительное дознание мы сами оформили заранее до их приезда, вся судебная процедура заняла световой день. И со следующим рассветом приговоренных расстреляли.
— Вы сразу обратно? — переспросил я судью, ставя свою закорючку на документе о расстреле.
Исполнение других приговоров пройдет по отдельным бумагам. Бюрократия расцветает махровым цветом. Что ни месяц, то новый циркуляр от имперских властей. Но на то у герцога и автономия, чтобы решать вопросы по-своему.
— Что вы, — ответил мне судья. — Я еще на сутки у вас задержусь, бумаги оформляя. Хотя им цена теперь только как единицы архивного хранения. Но порядок такой. С транспортом во Втуц вы мне подсобите?
— Обязательно, советник. Как и с приглашением на обед ко мне в салон-вагон.
Гоч с невестой уехали еще до суда, и было где судью расположить с комфортом. В одном купе с прокурором. Кормить нас будет денщик. Простой домашней рецкой едой. Юристам она нравится, так же, как и мне. Проверено.
А вот выпить сегодня надо обязательно.
Тяжелое это дело вот так людей убивать — спокойно, по-палачески. В бою намного легче и честнее жизни отнимать. Там в ответ и своей шкурой рискуешь.
У егеря из расстрельной команды есть хоть надежда на доставшийся именно ему по воле случая холостой патрон. Но я-то точно знаю, что холостых патронов не было. Сам заряжал.
Я стоял в рабочем кабинете герцога при полном параде навытяжку и на все посулы Ремидия отвечал категорическим отказом становиться главным инспектором лагерей военнопленных в Реции.
— Да поймите же, ваша светлость, что я всех лагерных начальников через одного расстреляю на месте. Окопались в тылу и воруют. Кому война, а кому мать родна. И что удивительно, ваших подданных среди начальников лагерей практически нет.
— Нет, — буркнул герцог. — Нет, потому что отказываются от такой «чести». Вот так, как ты сейчас. А я на тебя надеялся…
— Осмелюсь спросить, ваша светлость, надеялись вы на меня или на мою репутацию Кровавого Кобчика? Или на то, что я с горы Бадон спустился?
— Ты это… не наглей выше меры, — слегка повысил голос Ремидий. — Что у тебя еще?
— Прошение об откомандировании гвардии инженер-фельдфебеля Болинтера из штурмовой роты на второй разъезд начальником строительства завода с соответствующими властными полномочиями.
— Хорошо, — сделал Ремидий запись в блокноте. — Что еще?
— Проект указа о статусе расконвоированного военнопленного, давшего присягу служить герцогству добровольным помощником. Естественно, отбирать нужных нам специалистов, которых среди пленных много.
— Не боишься, что такие помощнички сбегут без конвоя?
— Никак нет, ваша светлость. У меня на конезаводе несколько таких специалистов служат не за страх, а за совесть. Их я оформлял в добровольные помощники еще властью королевского комиссара в Будвице.
— Добро. Но только пока на твоем разъезде. А там видно будет, куда заведет нас твой эксперимент. Зная тебя, предположу, что список у тебя, наверное, уже готов?
— Так точно, ваша светлость. — Я вынул из папки пару листов и положил на каменную столешницу.
Герцог размашисто написал в верхнем углу: «Быть по сему». Отдавая мне списки «хиви», спросил:
— Мне доложили, что ты опять подал заявки на привилегии. Что на этот раз изобрел? — В глазах правителя земли Рецкой играла заинтересованность.
— Железобетон, ваша светлость. Известный всем бетон — смесь порошка из мергеля, песка, щебня и воды, армированный железными прутьями с особой насечкой. Скользящую опалубку для его заливки. И сам способ вязки такой арматуры.
— Арматуры?
— Да, ваша светлость. Эти металлические прутья с особой насечкой при их изготовлении я назвал арматурой. Наилучшее применение железобетон найдет при строительстве долговременных фортификационных сооружений. Но и в гражданском строительстве его много где можно применить. К примеру, при строительстве мостов, акведуков, укрепления берегов рек… Даже железнодорожные шпалы из него можно отливать массово. Служить будут втрое дольше деревянных шпал и не требуют пропитки креозотом. Также с бетонными шпалами можно заранее монтировать на заводе секции на всю длину рельса и укладывать их с помощью крана на специально оборудованной железнодорожной платформе, что резко ускорит прокладку железных путей. Принцип я запатентовал, но создавать такую машину жду приезда моих соавторов по пневматическим молоткам и рубилам — Вахрумку и Дубчека. Им с ней работать.