— Я подумаю над таким бизнесом, — уклонился я от обещаний. — В любом случае для начала нужно заиметь транспортную компанию. Без нее все это бесплодные мечтания. А кадров путейских на рынке для нее нет. А просто паровозы, даже с машинистами, мертвый груз. Разве что пригородные перевозки. Управляющий нужен опытный хотя бы… Обслуживание и ремонт можно сделать на стороне. Легче всего с экспедиторами. У тебя в Реции связей больше. Подумай, у кого можно нужный народ переманить. — И усмехнулся. — А варенье и из морковки сладкое.
Что-что, а варенье из свеженадерганной с грядки моркови, еще соком брызжущей, — фирменное лакомство моей семьи зимними вечерами.
Так за разговором о перспективах перевода имения с натурального хозяйства на товарные рельсы мы дошли до стирхового завода, который, по словам хозяина, приносит ему до половины всех доходов с вотчины.
Вальдовы стирхи действительно выглядели крупнее обычных, имели короткую жесткую шерсть, крепкие ноги и широкую спину, удобную под вьюк. Такой горбунок легко таскает по горным тропам груза в полтора раза больше коня. И намного выносливей последнего.
— Ко мне даже из Швица за ними приезжали, — похвастал Вальд, трепля флегматичную животину за мохнатые уши. — Сразу дюжину голов купили.
— Контрабандисты? — усмехнулся я.
— А кто их знает, — честно ответил Вальд. — На роже у них не написано. Крестьяне и крестьяне по виду, но заплатили не торгуясь. Так что, может, и контрабандисты…
Стирховая ферма была полностью обустроена и ухожена. Попасть ненароком ногой в навоз проблематично — ценное удобрение моментально убиралось в особые короба. Животные выглядели бодрыми и здоровыми. Запас кормов на глаз даже избыточный. Но «много» — это совсем не то, что «не хватает». И так как вся работа здесь добротно велась в отсутствие Вальда, то я решил, что не прогадал, когда согласился на партнерство с ним в области животноводства.
Ах, каких бы тут можно было выращивать страусов!..
Главный коневод хозяйства мне понравился. Спокойный, уверенный в себе дядька, отслуживший в свое время добровольческий срок в конно-горных егерях и не сподобившийся на нынешнюю войну по причине кривоты. Левый глаз он потерял в горах, когда убегал от разъяренной медведицы и напоролся на еловый сук. Долго лечился за счет семьи, а потом, оставив старшему брату все хозяйство, подался к Вальдам в конюхи. Теперь он тут главный по стирхам. И жизнью своей, судя по его виду, доволен.
Я оставил ему одного из узкоглазых «хиви» и наказал главконюху, чтобы он слушал кощея, [118] как надо обращаться с царскими верховыми лошадьми. У каждой породы есть свои особенности. И предупредил, чтобы ни в чем он не ущемлял моего пленника. В еде и заработке тот должен был быть как все. И пусть остальные учатся у него, а то война рано или поздно закончится и придется ценного специалиста отправлять обратно домой.
Вальдова конюшня для жеребца и четырех кобыл меня устроила. Капитальное строение. На вырост. С печкой и отдельным помещением для дежурного конюха, в котором вполне можно жить. Там оставили сёдла и прочую трофейную справу для коней.
Отдельно посмотрел я, как работает его кузнец, и одобрил — годен. Копыта коням не испортит.
Окружной староста приехал на двуколке, запряженной местным низкорослым тяжеловозом, только к обеду. И пока местная власть не откушала, к делам мы не приступали.
Внешне староста очень походил на гоголевского Тараса Бульбу, как его любят изображать наши художники: пузат, усат, весел, словоохотлив и совершенно не чванлив. Звали его Йозе Угездфорт. Был он имперский гражданин и старший лейтенант в отставке, послуживший в горных стрелках еще до реформы. На войну не пошел по возрасту. Третий разряд ополченца. Помещик древнего рода из мелкопоместных. Арендаторов у него всего одна деревенька в предгорьях, да в горах еще хутор.
После обеда, со вкусом покурив и опробовав Вальдово домашнее вино — черное с фиолетовым отливом, вкусом напоминавшее попробованное мной лишь однажды настоящее грузинское «Манави» — местная власть обстоятельно занесла в большую книгу сведения о переходе графского имения к новому владельцу с сегодняшнего дня. Не преминул староста проставить номера и даты баронской, дарственной и ввозной грамот. Выдал мне отношение в Департамент сборов для внесения сведений в налоговые сказки. Впрочем, пока я на службе в армии, меня это не касается. Но вот за недоимки моих арендаторов по традиции спросят с меня же.
— Нашему полку прибыло, господин барон, — объявил староста, когда закончил с писаниной. — За это надо непременно выпить.
А выпив, он поинтересовался:
— Много ли у вас подданных на горе Бадон, господин барон?
— Один хутор, — честно сознался я. — Это на северной стороне. А на южной, что досталась мне после победы над Винетией, сам еще не знаю.
И ведь нисколько не врал. В баронской вассальной грамоте Ремидий указал мне в лен всю гору.
— Бедненько, — констатировал Угездфорт, чем вызвал пароксизм смеха у Вальда.
Или уже у Вальдверта? Вроде он по чину стал равен полковнику, так что потомственное дворянство уже выслужил.
Отсмеявшись, Вальд просветил провинциального помещика, что я есть самый главный оружейный барон империи — делаю пулеметы нашей победы. На двух заводах.
— Так что «бедненько» — это не про Савву, — закончил свои хвалебные речи майор, лукаво поблескивая глазами.
Заодно окружной староста без бюрократических проволочек зарегистрировал нам простое паевое товарищество «Рецкий завод чистокровных лошадей» и выдал номер для регистрации в Департаменте сборов. В уставный капитал внесли мы трофейных коней и нарезанную Ремидием землю у реки. Обеспечение завода кормами легло на Вальда, иначе его доля становилась совсем уж миноритарной. Я же еще и денег вложил на стартап. Со свободными капиталами у майора не густо.
Его берег реки мы отдали под отдел чистокровных верховых коней, мой — под битюгов.
Старосту чистокровки не впечатлили, а вот битюгами он искренне восхитился, когда мы собрались их перегонять в мое новое имение.
— Пригоняй кобылку, Йозе, — мы уже перешли за вином на «ты». — Первая случка для тебя даром, — пообещал я местной власти взятку натурой.
— Улучшить породу — дело хорошее, — не стал отказываться Угездфорт.
Господский дом в графском имении мне понравился с первого же взгляда. Я буквально в него влюбился. Он не был тем пафосным дворцом, глядя на который обычно завистливо шепчут: «Жили ж люди»… Внешне особняк выглядел скромно, но очень красиво и гармонично. Архитектор его был гений, в том числе и в ландшафтном дизайне — так вписать здание в небольшой, но разнообразный парк в обрамлении гор… Вот стоял бы и смотрел не отрываясь. И название у поместья звучало подходяще — «Отрадное», если перевести на русский.
К тому же дом изнутри был больше, чем снаружи, как я потом убедился.
Встречали нас заранее оповещенные управляющий господским хозяйством и старосты всех трех приписанных к вотчине деревень арендаторов. Морды угрюмые, неприветливые. Явно приперлись по обязанности, а видеть меня не хотят.
Окружной староста прочитал им вслух ввозную грамоту. Представил меня как барона Бадонверта.
По традиции в присутствии свидетеля — Вальда взял от деревенских старост оттиски больших пальцев на ввозную грамоту как факт ознакомления с документом. Свернул ее в трубку и забрал с собой в архив.
— С вашего позволения я откланяюсь, господин барон. Теперь вы тут полноправный хозяин.
— А как же ужин, господин староста? — удивился я.
Как уже успел убедиться, Угездфорт был большой гурман и обжора.
— Надеюсь, в другой раз непременно, Савва. Но сейчас вам будет не до гостей. Честь имею.
Кряхтя, староста залез в свою двуколку и неторопливо покатил по парку в направлении ворот.
А мертвая мизансцена у парадного подъезда продолжалась. Управляющий и деревенские старосты все так же стояли у крыльца, в тех же позах, что встретили нас. И молчали.