Что там у меня было на очереди? Пояс для женских чулок, чтобы жене кровоток на ногах подвязками не передавливать. Вот не хрен уродовать такую красоту.

И эти… как их… быстрые термобигуди, которые бабы русские просто в кастрюле кипятили. Причем выпускать можно разные типоразмеры по диаметру. Есть ли тут парафин — не знаю, но его можно заменить воском, только где брать для корпусов пластик? В крайнем случае полиэтилен или полистирол. То, что быстро нагревается и быстро остывает, при этом не обжигая. Вопрос…

Вот ни фига не пойму, почему все белые бабы хотят быть кудрявыми?

А негритянки в Америке, так те, наоборот, бешеные бабки тратят на распрямление волос…

Баб понять невозможно, я это уже давно осознал. А вот их стремление быть хоть чуть-чуть красивее соседки эксплуатировать можно и нужно. Перевести, так сказать, стрелку на рельсы собственного обогащения.

Война не вечно продлится. А бабы вечны. К тому же после войны резко обострится брачная конкуренция. Мужичков-то повыбьют в окопах. Да и малолетки за это время подрастут да заневестятся.

Собрал чеки в бумажник, а грамоты, чертежи и письма запихал в свой старый чемодан, что завалялся тут на бывшей моей квартире.

И пошел искать Щолича.

— Мне бы протоколы испытаний деревянных станков зенитных посмотреть, не поспособствуешь? — спросил я, когда нашел его в конюшне, где он себе лошадь седлал.

— Зачем они тебе? — спросил он вместо ответа.

И спросил, я бы сказал, с некоторым подозрением.

Я не стал рубаху рвать и пуп царапать, что зенитные станки — мое изобретение, а просто показал лейтенанту письмо из генштаба на мое имя с требованием написать наставление по их использованию в войсках.

— Вот всегда так… — разочарованно протянул лейтенант.

— Что всегда?

— Одним все, другим ничего, — взял он коня под уздцы и стал выводить из конюшни.

— Не понял тебя. Объяснись, — крикнул я ему в спину.

— Такое наставление у меня почти готово. Сам писал в инициативном порядке. Остались только чертежи и иллюстрации, — обернулся он в дверях.

Тогда, выйдя за ним на солнышко, я достал из планшетки и показал ему оба авторских свидетельства на эти дровяные лафеты.

— Все равно оно ко мне попадет на редактуру, прежде чем его утвердят, — пояснил свою позицию. — Предлагаю тебе соавторство. Ну и чертежи все с меня.

Я протянул ему руку.

Лейтенант подумал и пожал ее.

— Что мне в тебе нравится, Савва, что ты как курица, — сказал он, взлетев в седло.

— Это комплимент или повод для драки? — включил я обидчивого горца.

— Каждая тварь только под себя гребет, одна курица от себя, — улыбнулся он. — Не каждый, имея на руках такой приказ, славой поделится.

— На вопрос ответишь?

— Смотря на какой… — Щолич натянул повод и левой рукой охлопал конскую шею. — Ну… не балуй.

— Зачем ты писал это наставление? В обязанности полигонного субалтерна это не входит.

— Честно? — Лейтенант пристально посмотрел на меня с высоты лошадиной спины.

— Только честно.

— В Академию Генштаба поступать хочу, — признался Щолич. — А авторство наставлений дает существенное преимущество при зачислении перед остальными кандидатами. При прочих равных, конечно… Ну, бывай, я поехал караульных проверять.

На обеде в столовой оказался я по соседству с представителем патронного завода. Вид тот имел вздрюченный. Ел плохо.

— Что? Прокурорские аппетит отбили? — участливо спросил я его.

В ответ он только рукой махнул с досадой:

— Не то слово.

— Сам-то ты понимаешь, что произошло? — спросил я его. — А то мы все тут в полных непонятках ходим. А семи человек уже как не было.

— Сами виноваты, — буркнул он. — Меня надо было дождаться. А не заниматься самодеятельностью.

— Ты и в окопы будешь к каждой пушке приставлен? — поднял я бровь. — Если твои снаряды для своих же солдат оказались страшнее, чем для вражеских, то кто их на вооружение поставит? — И покачал головой осуждающе.

— Неизвестно еще, кто виноват во всем. Технику безопасности пока никто не отменял. Особенно при испытаниях… — набычился на меня представитель военно-промышленного комплекса.

— Ага… Понятно… — произнес я на автомате, хотя мне ничего понятно не было. — Только вот такое дело, милчеловек, у империи нет дипломированных инженеров во фронтовых канонирах. Есть наспех обученные вчерашние крестьяне из тех, что поздоровее. Именно таких в заряжающие и отбирают — снаряды таскать. Хотя взрывчатка у вас мощная, не могу не отметить. Мимо меня колесо от пушки пролетело — еле разошлись на встречных курсах. А ведь я стоял в ста пятидесяти метрах от орудийного дворика.

— Не может такого быть от взрыва одного трехдюймового снаряда, — возразил мне он.

— Ты инженер, ты и считай, сколько нужно снарядов разом взорвать, чтобы тяжелое колесо нашли за две сотни метров.

— Ящик, — устало выговорил он. — Ящик снарядов, взорвавшийся разом. Не меньше. Я это и прокурору объяснил. Даже по уставу нельзя располагать снаряды в ящиках рядом с пушкой, в том числе и те, которые черным порохом снаряжены. Для того и подносчик в расчете предназначен, а часто и не один, чтобы с унитарами в руках бегать от снарядного погреба к замковому бомбардиру. Так что нарушение техники безопасности тут налицо. И ничего больше.

— А взрывчатка ваша абсолютно безопасна и тут совсем ни при чем? — добавил я ехидцы в голос. — Все равно же до правды дознаются. Не здесь, так на заводе. Я не прокурор. Мне виновных искать не надо. Мне королю доложить требуется все как есть. Без искажений.

Инженер мазнул взглядом по моему аксельбанту, украшенному королевским вензелем.

— Вы адъютант короля?

— Флигель-адъютант, — поправил я его и представился: — Савва Кобчик.

— Поло Помахас. Инженер. Доктор химии. Заместитель руководителя лаборатории новых материалов патронного завода, — в свою очередь представился он. — Единственно, что могло случиться по вине завода, по моему умозрительному мнению, так это только брак при лакировке внутренней поверхности чугунной стенки снаряда. Вы понимаете в химии?

— В пределах средней школы, — ответил я.

— Так вот, — пояснил он. — Экразит при соприкосновении с металлом образует соли. Вот эти-то соли спонтанно взрывоопасны. Очень опасны. Достаточно легкого удара, и все… Здравствуйте, ушедшие боги. Поэтому, прежде чем запихивать экразит в снаряд, его внутреннюю поверхность лакируют. Изоляция надежная, разве что какой-то кусок стенки кисточка обошла.

И тут я понял, что ухватил за хвост дельную мысль. Точнее, несколько невнятные воспоминания школьной юности о дельной мысли. И мне требовались уточнения.

— Как называется по-научному этот ваш экразит, который создает такие соли? Насколько я понял, экразит — это торговая марка.

— Тринитрофенол. Раньше он применялся как желтый краситель для пряжи.

Здравствуй, оппа, Новый год. Да я тут, оказывается, ходил в обнимку с мелинитом, или, как он больше для русских людей известен, шимозой, при этом ни сном ни духом… Вот-вот… «На меня надвигается в небесах майский жук. Фиг с ним, пусть надвигается, я на бомбе сижу…» А мужики-то и не знали… И мне стало немного не по себе.

Помню, с дедом как-то разбирали Цусиму (мы с ним регулярно играли в такие интеллектуальные игры по военной истории, когда я учился в школе). И я запомнил, что японцы сами часто на этой шимозе подрывались, пока не изобрели дети Аматерасу нормальной изоляции этой взрывчатки от снаряда.

— Со всеми металлами экразит ведет себя так? — задал я наводящий вопрос.

— Со всеми, кроме олова, но из олова снаряд не сделать, — подтвердил инженер мои подозрения.

— Что делать будем с остальными снарядами этой партии? — задал я новый вопрос, меняя тему, но оставляя зарубку на памяти.

— Взрывать. Однозначно, — убежденно заявил инженер. — Мало ли там еще один бракованный снаряд попадется…

«Угу… — подумал я. — И концы в воду… Нет, дорогой, я саперов вызову из города. Опытных в разминировании». Но спросил другое: